риском на этом участке побережья Варяжского, потому как проживающие здесь русы вряд ли могли считаться легкой добычей. Но, похоже, расчет был на проходящие мимо территории русов купеческие суда других племен. А на мачте купеческой лодьи как раз и развевался флаг Хольмгарда – бело-синее полотнище с нарисованными на нем двумя медведями и четырьмя серебряными рыбами под ними.

Первым заметил корабль варягов Чурило. Его как обухом хватило по голове; он побелел, словно полотно, и непослушной рукой перекрестился.

– Свят, свят… Осподи, за что?! – Это был даже не стон, а крик души купчины.

Но затем он все-таки собрался и зычно рявкнул, обращаясь к кормчему Гостяте:

– Поворачивай в открытое море! Варяги!

– Не успеем… – пробасил Гостята. – Ветер дует с борта. Пока спустим парус и возьмемся за весла, варяги насядут на нас как коршуны. Робяты, готовьтесь к отпору! – приказал он гребцам.

Без лишнего шума и толкотни гребцы вооружились и сняли щиты, которые до этого были подвешены снаружи на бортах лодьи. Они были больше обычных щитов и тяжелее тех, что применялись дружинниками на суше. Ведь их на себе не носить, к тому же такие щиты закрывали почти все тело от вражеских стрел. Видимо, гребцам не раз приходилось участвовать в морских сражениях, потому что действовали они предельно слаженно, каждый знал свою позицию, а когда варяги приблизились на расстояние выстрела, их встретил рой стрел.

Стрелы не нанесли большого урона варягам; они мигом спрятались за дощатым настилом, превратив его в один широкий и длинный щит. Настил лежал на дне драккара, предохраняя ноги от забортной воды, которую морские волны щедро плескали на низкие борта корабля.

– Басурмане… – проворчал Гостята, взвешивая в руке увесистую булаву, головка которой были утыкана железными шипами. – Что ж, приходите, гости незваные…

Морав понимал, что устоять против варягов – их было гораздо больше, нежели гребцов, – команда лодьи вряд ли сможет. Поднаторевшие в набегах и морском разбое, норги не знали себе равных в абордажном бою. Даже русам приходилось туго, когда они встречались с ними на поле брани. Наверное, такие же соображения бродили в головах Гостяты и его команды. Тем не менее у гребцов даже мысли не возникло запросить пощады и сдаться без боя. Это значило стать рабом, собакой, посаженной на цепь. Чего свободолюбивая душа жителей Хольмгарда вынести не могла. Мертвые сраму не имут…

Драккар на полном ходу ударил бортом в крутой бок лодьи. Гребцы попытались оттолкнуть его длинными жердями, однако норги сноровисто метнули абордажные крюки, и спустя считаные мгновения оба судна представляли собой единое поле боя. Какое-то время сражение шло без особого перевеса с одной и другой стороны: гребцы стреляли из луков и бросали камни, которые были опасней стрел, однако варягов было больше, и вскоре часть их перебралась на лодью, где закипела жестокая сеча. Гребцы сражались отчаянно; видно было, что к оружию они привыкли сызмала, поэтому дрались умело и довольно хладнокровно, но бешеный натиск норгов, которые в ярости выли и рычали, как дикие звери, мало кому удавалось сдержать.

Постепенно они начали поддавливать, и гребцы стали отступать к мачте, где защиту держали Чурило и Гостята. Купец ловко орудовал мечом, несмотря на некоторую тучность и на то, что был далеко не молод; видимо, храбрость ему удваивало отчаяние от мысли, что он может потерять ценный товар и понести большие убытки. Что касается возможности пленения, то Чурило на этот счет не особо волновался. Он был уверен, что его обязательно выкупят. Купцы из Хольмгарда всегда были дорогим призом для варягов. Обычно их никогда не убивали и не продавали за бесценок на невольничьем рынке франков.

Что касается Гостяты, то варяги сначала было сунулись к нему, но затем в страхе отступили. Кормчий ревел словно медведь, а его булава разбивала вдребезги щиты и колола шлемы, как орехи. Поэтому Чуриле легче было управляться со своими противниками, так как кормчий прикрывал ему спину.

Неожиданно раздался страшный, нечеловеческий крик, который заглушил шум боя, и на драккар обрушился настоящий ураган. Варягам показалось, что на корабль напал сам волк Фенрир, отпрыск бога огня Локи и великанши Ангрбоды, потому что его белую шкуру нельзя было спутать ни с какой другой. А то, что под ней скрывался человек, это ничего не значило. Боги могли принимать любой облик.

Чудище с волчьей шкурой на плечах выло и рычало, а его разящий меч не знал промаха. Против страшилища не было защиты. Нужно отдать должное варягам – сначала они сильно испугались, но затем испуг быстро прошел, и они дружно набросились на человека-волка.

– Это ульфхеднар! – раздался чей-то вопль.

Варяги немного воспрянули духом: ульфхеднар хоть и волкоголовый, но все же человек, однако знание того, что перед ними не один из богов-асов, а то и сам Фенрир в человеческом облике, не добавило им мужества. Воин в белой волчьей шкуре не имел ни защитного снаряжения, ни щита, но движения волкоголового были неуловимо быстры, и поразить его было невозможно. Иногда казалось, что он раздваивался, настолько молниеносными были его передвижения. И все это на весьма ограниченном пространстве – от одного борта драккара до другого!

Человек-волк не только рубил и колол мечом. Иногда он стремительно сближался с каким-нибудь норгом, и рукой, свободной от оружия, вырывал ему горло. Какое-то время варяг держался на ногах, и фонтан крови щедро поливал сражающихся. Это было необычно, дико и страшно. При этом ульфхеднар (если все-таки это не был бог в его обличье) дико завывал, а глаза боевого мага горели, как у самого настоящего волка.

Морав сражался, не помня себя. Впервые Нечто пришло к нему во время настоящего боя. Упоение кровавой битвой ударило ему в голову, но не лишило тех способностей, которые он получил в тверди хоробрых. Морав-Хорт постоянно уходил на границу Нави, чтобы избежать ударов. Все это получалось у него без особых усилий, само собой. Только запредельная жестокость, которая раньше ему претила, пожирала его изнутри, вызывая невольное сопротивление разума.

Однако он ничего не мог с собой поделать – Нечто вырвалось наружу, и загнать его обратно Хорт смог только тогда, когда на палубе драккара не осталось ни единой живой души. Оставшиеся в живых, напуганные до полусмерти видом страшилища, которое нельзя было победить, попрыгали в воду и начали умолять купца из Хольмгарда поднять их на борт.

– Мы сдаемся, сдаемся! – кричали они, захлебываясь морской волной. – Спасите нас!

Видя такое дело, норги, которые перебрались на лодью, бросили оружие и пали на колени, тем самым выражая покорность